Суслов. Ну, что ж… Быть по сему. (Помолчав.) А вот вы — немножко рисуетесь вашей прямотой… Смотрите, роль прямого человека —
трудная роль… чтобы играть ее только недурно, нужно иметь много характера, смелости, ума… Вы не обижаетесь?
Я внимательно посмотрел на маленькую женщину, почти девушку, на ее небольшие желтые руки, и в душе подивился ее смелости; мне на память пришел случай, когда однажды я должен был вынуть большую занозу из ноги одного шалуна, и как эта мудреная операция бросила меня в холодный пот, и я готов был бежать, чтобы избавиться только от своей
трудной роли; докторша, кажется, угадала истинный ход моих мыслей и с прежней улыбкой проговорила...
Елена. Да, я постаралась немножко украсить себя, но сегодня не для вас. Я сегодня дебютирую в очень
трудной роли и еще робею, еще не уверена в своих силах.
Бедный магистр даже затруднялся разъяснить, что это был за демон, но рассказывает, однако, как он иногда бросался в опасные схватки с ним, дабы спасти детей. Это и трогательно, и смешно. В одиночку Исмайлов на это не рисковал, а он заключил с теткою детей наступательный и оборонительный союз, в котором, впрочем, самая
трудная роль выпадала на его долю.
Неточные совпадения
В его затеях было всегда что-то опасное,
трудное, но он заставлял подчиняться ему и во всех играх сам назначал себе первые
роли.
Не кажется ли вам, что
роль тех, верхних, — самая
трудная, самая важная.
— Во-первых, разучка вся и репетиция идут на страстной неделе или перед масленицей, когда в церкви поют: «Покаяния отверзи ми двери», а во-вторых, у меня
роль была очень
трудная.
Впрочем, эта пиеса игралась и теперь играется в Москве довольно хорошо, кроме Хлестакова,
роль которого
труднее всех.
Кажется, это построено слишком по австрийскому анекдоту, известному под заглавием: «одно слово министру…». Из этого давно сделана пьеска, которая тоже давно уже разыгрывается на театрах и близко знакома русским по Превосходному исполнению Самойловым
трудной мимической
роли жида; но в то время, к которому относится мой рассказ, этот слух ходил повсеместно, и все ему вполне верили, и русские восхваляли честность Мордвинова, а евреи жестоко его проклинали.
«Что сказать ему? — думала она. — Я скажу, что ложь тот же лес: чем дальше в лес, тем
труднее выбраться из него. Я скажу: ты увлекся своею фальшивою
ролью и зашел слишком, далеко; ты оскорбил людей, которые были к тебе привязаны и не сделали тебе никакого зла. Поди же, извинись перед ними, посмейся над самим собой, и тебе станет легко. А если хочешь тишины и одиночества, то уедем отсюда вместе».
Провести
роль сумасшедшего мне казалось не очень
трудным.
Сейчас мы все сидим на лекции «Бытовой». Пока я, Саня и Ольга ведем запись, Борис повторяет
роль из той пьески, которую мы будем репетировать перед «маэстро» нынче в школьном театре. Мы уже давно репетируем одноактные пьесы, драматические этюды и отрывки. С будущего года, на третьем курсе, пойдут другие, серьезные,
трудные для нас, таких еще молодых и неопытных.
И не дав ему разрешить
трудную задачу, да считая за грех томить долее почтенного старика, она не выдержала своей
роли, ей несродной, и прибавила...